Два с половиной года назад студенты и преподаватели Ревдинского педагогического колледжа делали видеопроект «Свидетели Победы». Они встречались с ревдинцами-участниками Великой Отечественной войны и записывали небольшие видеоинтервью. В День Победы мы решили опубликовать отрывки из этих бесед, самые настоящие истории о том, какой ценой и какими силами ковалась великая Победа. К сожалению, троих из пяти «Свидетелей Победы» уже нет с нами. Но мы хотим, чтобы их истории почитали и услышали все. Ведь пока мы их помним, они вместе с нами.

Андрей Шмелев (умер в 2017 году):

«Голос мне сказал, чтобы я лежал и не двигался»

Я был снайпером. У меня снайперский счет — 31 убитый немец. В армию меня взяли в 1939 году. Под конец службы все говорили, что скоро дембель, поедем домой, на Урал. А я на западе служил. Сначала в Москве, потом в Смоленске, потом в Витебске, и в Киеве был, и в Харькове, и в Молдавии, в Средней Азии, в Караганде — ну, по долгу службы. Путешествовал как Владимир Арсеньев — великий путешественник. Очень уважаю этого человека.

Значит, я закончил снайперскую школу. Уже дослуживал, был в звании сержанта, и война началась. В Витебске меня война застала. Я уснул. Забегают солдаты, кричат: «Старший сержант, вставай!» Я говорю: «Вы что, опупели что ли? Я вам ни одного грамма больше не разрешу». Кричат: «Вставай, война началась». Я обалдел. Встаю. Я растерялся. Думаю, верить им, или я глуп стал? Выскочили на вокзал, смотрим — бежит мужчина. До сих пор помню, волосы взъерошены, и приплясывает. Я говорю: «А чего он? Сказали, война же началась». Со мной рядом гражданские стояли, и говорят: «А ты не видишь? Человек рассудка лишился».

А народу много в Витебске на вокзале было. И плач стоит, дети кричат. Я тогда и понял... И правда, началось. Потом Левитан по радио громко говорит: «Внимание! От советского Информбюро! Товарищи, сегодня утром в четыре часа фашистская Германия нарушила наши границы...» Это было 22 июня 1941 года.

Как-то раз я попал в руки немцев. Меня направили на выполнение боевого задания. Я лошадь оставил и пошел. Исполнил свое задание, возвращаюсь, сел на лошадь и поехал. И на немцев нарвался. Лошадь убили, меня ранили. Я лежал весь в крови. Видимо подумали, что убит. Они сняли у меня снайперскую винтовку, посмотрели, поговорили о чем-то и ушли. Господь меня спас. Я лежал, не двигался, а немец винтовкой своей мне в плечо тыкал и что-то говорил. Второй хотел, видимо, прикладом по голове ударить, но стукнул по земле. А мне голос как будто какой-то говорит: «Замри, не двигайся, молчи». Я и притворился мертвым. Потом голос говорит: «Уходи». И я ползком-ползком оттуда....

Я был на Западном фронте, на Северо-западном, на Южном фронте. По три-четыре месяца мы там были. Был ранен в ногу, во вторую, потом в голову. Это было страшное время. И после всего этого ты понимаешь важную истину, которую хотелось бы передать молодым поколениям. Проживите свою жизнь так, чтобы, оглянувшись назад, не было больно за напрасно прожитое.

Анна Кудряшова (умерла в 2017 году):

«Пришли в родной поселок, а все улицы были пожжены»

Я из Смоленской области, Демидовский район, Закрутский сельсовет, деревня Веретея. Пришла мобилизация, повестки — девушек с 1923 года рождения забрать в армию. Прибыли мы на место, город Ярцево, семь километров от торфоразработки Пронькино. Мы там поработали только месяца полтора. Один раз получили деньги, а тут немец захватил. Война началась, надо работать больше, вырабатывать норму и выше даже.

Приходилось спать по три часа ночью. А все остальное время — в работе. Шли на работу километра полтора. Идем и спим.

Как-то раз наши отступали, и перебежками пересекали лес. Мы тоже в этом лесу спрятались. Как самолет полетит, загудит, так солдаты наши падают и мы с ними. А потом затихнет немножко, обратно солдаты встают и бегом бегут. И мы за ними. Так мы вернулись домой пешком. От Ярцево до Духовщины километров 20 было.

А когда в Духовщину пришли, там уже немец воевал, все разбил. Запомнилась траншея глубокая, а в ней лошадь убитая с повозкой. На краю траншеи — солдат наш, тоже убитый. Молодой, лет 30, наверное. Там много убитых мы видели.

От Духовщины пошли по дороге в Демидов. Немцы стояли. Они нам запретили идти дальше, скомандовали — идите, садитесь на лавочку, картошку дали в ведрах, ножики дали нам. Чистить надо было для них. А потом самолеты стали сражаться, наш и немецкий. Мы напугались, бросили ножи и бегом оттуда.

Потом пришли в Демидово, в свой район. Улицы все были пожжены. На нашей улице домов уже не было. Только печи да трубы стояли. Вся Смоленская область была оккупирована. То наши уйдут, то немцы наступят.

Дождались зимы, а тут уже святки, январь. Пленные у нас находились. Один пленный русский жил с нами. Ночью стук в дверь. Смотрим — русский солдат вроде. Пленный говорит, мол, если их один-двое — не открывай, а если много, то открывай. Открыли — их целая хата к нам набилась. Сестра печь затопила, два ведра картошки сварила, молока на стол поставила, хлеба положила. Когда поели они, уже день начался. И они пошли по своему пути. Они немца погнали. Но это ненадолго.

Потом снова немцы стали наступать. В колхозный амбар загнали женщин. Пожилых и детей в другом доме закрыли. Мне удалось спрятаться. На улице была выкопана яма под яблоню. Я в нее ногами встала, а грудью лежала на грунте. Тут ботва была картофельная, старая. Ее сверху накидала и замаскировалась.

Ночью одна девушка хотела дойти до наших разведчиков. Она в окно вылезла из амбара. Там до наших два километра было. А немец дежурил, чтобы они не выходили никуда. Она вышла и пошла. Немец ее заметил, забрал, в соседний дом отвел. Может ее заставил яму выкопать, может быть сам выкопал — не знаю. Они девушку убили и землей в яме засыпали. Несколько ран нанесли.

Ночь прошла, а я сижу в этой яме. Слышу, немцы убегают. Наши снова пошли в наступление...

Алексей Зиновьев:

«Если не успеешь, бомба разорвется, и сгоришь сразу»

Я живой свидетель всей войны.

Меня взяли в армию в 1940 году. Нас сразу на поезд и в Москву. Я до этого работал на заводе и окончил курсы шоферов. Поэтому меня взяли в отдельную мотострелковую дивизию особого назначения. Я служил сначала шофером на бронемашине недалеко от Москвы.

Когда началась война, Гитлер объявил, что ни один человек, ни один ребенок не должен покинуть Москву, все должны быть уничтожены. А немцы должны были построить такие сооружения, чтобы затопить город.

Москва была уже хорошо вооружена. Заграждения, зенитные орудия, аэростаты на большой высоте. Вот немец когда первый налет делал, он прилетел днем. Ни один самолет не улетел, все были уничтожены. После этого налета ни один самолет больше не прилетал так низко, как они думали. И налеты делались только ночью.

В первый бой мы уже были все на крышах. Немец начал кидать зажигательные бомбы. Первую бомбу, помню, хватал в рукавицах. Она была такая вытянутая, крутилась и шипела. Надо ее как-то быстро поймать и сразу сбросить на землю. Скидываешь вниз ее — в воду или в песок. Потом нам сделали клещи метровые. Ловили клещами и сбрасывали. Главное успеть. Если бомба разорвется, сгоришь сразу. А немцы сыпали их сотнями.

Они бомбили и прилетали до тех пор, пока не остановили немцев. Они за пять месяцев прошли на подступы к Москве. Их остановили за 20 километров до столицы. И когда их разбомбили под Москвой, больше они ни разу не прилетели. Это было самое тяжелое время.

Наталья Селехова:

«Мы были до конца войны на этом рубеже»

Призвали в горвоенкомате в Ревде в 1942 году. Направили в Свердловск и оттуда уже в часть. Там нас подучили кое-чему. И направили уже к фронту ближе. Там сменили ребят — они молодые были, но уже с орудием. Они жили в землянках на окраине Москвы. Мы их землянки заняли. Они нам оставили полностью всю технику, все зенитки. И мы первую неделю учились. Нас уже разбили — кто был в управлении, кто на связи, кто непосредственно работал на батарее.

Поселок, около которого мы остановились, бомбили каждый день. Как вечер, так самолеты летят. Они начинали в семь вечера. Били зенитки наши, но не в цель. А просто отпугивали. Когда мы бьем из зениток, они не попадают в цель, куда им надо. Мы спасались за деревьями, а мирные разбегались по домам в это время. Но жертвы были. Тут мы пробыли долго. Пока не закончили на Москву летать. Мы обороняли подступы к Москве.

Нас командировали в Польшу. Наше дело было бить по самолетам. Самолеты летали вовсю. И Польшу бомбили, и дальше летали самолеты. Но мы их встречали и подбивали. После Польши мы снова в сторону Прибалтики поехали, но уже ближе к фронту. И мы были до конца войны на этом рубеже.

Не дай бог, чтобы это повторилось. Страшное дело это — война.  Прифронтовая полоса очень трудная. Там все работают, ребятишек дома оставляют. А потом с работы возвращаются, а дома уже нет. И ребятишек.

Победу в Польше встречали. На военных рубежах. В начале мы не поверили. Я была на посту, приняла сообщение, что война окончена. Я по батареям предала. Радовались!... И слезы были.

Помню, стоишь на посту. Одних с поля ведут подальше, в тыл. Тут же другие идут им на замену. И вот так вся картина военная перед глазами. Это не забывается. Терпели, и теперь старость терпеть приходится.

Александр Бизяев (умер в 2017 году):

«Осколок от снаряда прилетел в меня»

Когда война началась, я уже работал, не учился. Жил тогда в Кировской области.

Помню, 1943 год. Зенитно-артиллерийский учебный полк. До июня месяца мы там были. В начале июня пошли мы на обед. Командуют: «Правое плечо вперед, на станцию». Никакого обеда, в вагоны и привезли в Пензу. У нас были исключительно парни 1925 года рождения, около 2000 человек. В конце августа всю дивизию отправили на фронт. А нас четверых отправили, почему-то, в стрелковую дивизию. На фронт нас отправили только в июне 1944 года.

Скажут вот где-то кому-то, что я в зенитной служил, говорят: «Ой, на крышах сидели, нигде вы не были». Не правда, вот (показывает на шрам на голове), сидит отметина. Финны дали залп. В танки не попали, но осколок от их снарядов прилетел в меня. И меня как будто кто-то оттолкнул. Если бы не это, осколок в аккурат бы мне в живот попал. А он спинку металлическую прошиб насквозь.

О победе нам сообщили по тревоге, ночью. Радовались, плакали. У меня был автомат ППШ, 72 патрона. Я как поднял его, как нажал на курок, так 72 пули в воздух и выпустил. Так я встретил Победу.