Мы называем их «людьми в белых халатах». Сердимся, когда они не могут быстро помочь или не могут нас принять прямо сейчас. Нам кажется, что они должны лечить и врачевать 24 часа в сутки. А есть еще одна категория врачей, совершенно особенная. О них либо не помнят совсем, либо стараются забыть поскорее. Они — всегда настороже, всегда у черты. Потому что работают в реанимации. Накануне профессионального праздника мы встретились с анестезиологом-реаниматологом Ревдинской городской больницы Еленой Некрасовой, чтобы поговорить о профессии. Так, как есть. Без сантиментов.

— Елена Александровна, как вы пришли в профессию?

— То, что я буду врачом, я говорила еще с первого класса. Осознанно это было или неосознанно, программировала себя или нет, я не знаю… Когда окончила школу — поступала в медицинский институт и не поступила, не хватило полбалла. Это была катастрофа, потому что все подружки-то поступили в разные институты. Пролежала день на диване, отвернувшись к стеночке, а потом мама предложила пойти в Ревдинское медицинское училище. Ты, говорит, хотя бы сможешь понять: твое это или нет.

В медучилище я отучилась два года. Там тогда преподавали Людмила Васильевна Сологубова и Валентина Петровна Мальцева, с которой мы до сих пор работаем вместе. Вот тогда я для себя уже решила, что буду либо кардиологом, либо реаниматологом. Соседка моя по дому работала в реанимации медсестрой, и это тоже сыграло свою роль. Она всегда так хорошо рассказывала о коллективе, гордилась своей работой…

После училища я снова поступила в медицинский институт. На собеседовании комиссии сказала, что буду анестезиологом. Их это удивило: мало кто приходил с такими четкими установками. Кстати, институт я и правда окончила анестезиологом-реаниматологом. Раньше была система интернатуры, ординатуры, субординатуры, можно было определиться со специальностью. Через три года я поучилась в клинической ординатуре. В 1985-87 годах это было дело добровольное, но я захотела. И тоже сразу сказала, что после обучения вернусь в Ревду работать. Вернулась, как видите, и уже даже до пенсии отработала.

Бойцы невидимого фронта

— Получается, это ваше единственное место работы?

— Получается так. 27 лет стажа.

— И не пожалели? Профессия у вас, прямо скажем, непростая…

— Непростая. Может быть, фраза избитая, но в нашей профессии, в анестезиологах-реаниматологах, случайных людей нет. Те, кому эта профессия не подходит по каким-то причинам, очень быстро это понимают и уходят. Больше года не задерживаются. Работа сложная, требующая максимальной концентрации и максимальной быстроты реакции. У нас тут работают люди, которые не терпят проволочек и раздумий. Нас раздражает промедление. Если позвали — надо бежать. Я и в жизни такая: сказала, значит, надо, чтобы тут же сделали.

У нас очень хороший коллектив. И докторский, и сестринский. Мы можем, конечно, быть где-то друг другом недовольны, хотя у нас это выражено меньше, чем в других отделениях. Люди одного возраста, все друг друга понимают. Если случается какая-то ситуация по работе, встают плечом к плечу. Если начинаются реанимационные мероприятия в палате — все собрались, подхватились и побежали. Дефибрилляция, массаж сердца, интубация, все это быстро, мгновенно. Нам на реанимацию дается 30 минут. Мозг может выдержать гипоксию в течение пяти минут, потом наступают необратимые изменения. Поэтому всё должно быть четко, ясно, быстро. На раздумья и обсуждение нет времени. Это не наш вариант.

— А почему вас называют «бойцами невидимого фронта»?

— Потому что нас не помнят и не видят. Чаще всего больные либо в крайне тяжелом состоянии, либо в коме поступают. А как только больной начинает подавать признаки жизни, восстанавливать сознание, не нуждаться в каких-то интенсивных мероприятиях, мы его тут же отдаем в отделение. Нас помнят родственники, которые стоят у дверей реанимации. Но, к счастью, такие неприятные моменты тоже быстро забываются. Человеческая память такова, что всё это она пытается от себя оттолкнуть, занавесить пеленой.

«Нужно уметь разговаривать»

— Со стороны пациента понятно. А себя как переключаете? Обросли толстой кожей?

— Обросли толстой кожей. У нас свой черный юмор, мы немножко черствоватые. Потому что невозможно всех пропускать через себя. Стараемся немножко абстрагироваться. Помню, я пришла из декрета. Беременность меняет женщину эмоционально в том числе. Вот я такая всех люблю, ценю, уважаю и чувствую, что нет, не получается так, начинаешь болеть сам. С тех пор «шкурка» поднаросла, конечно.

— Но всё равно, бывает, ругаете себя?

— Конечно. Самоедство, бывает, сгрызает насквозь. Когда я пришла на работу — поначалу всё уносила домой, переживала. Но с опытом пришло понимание — нужно работу оставлять на работе. Не надо ее с собой всё время таскать.

— В вашем отделении восемь докторов, а ставок — почти в два раза больше. Недостаток специалистов — проблема конкретно нашего города?

— Нет, конечно. Это проблема повсеместная. Молодежь сюда не идет. В последний раз это было в 2008 году. Во-первых, поменялась система образования — получить узкую специальность теперь и дорого, и долго. Выпускники институтов не идут работать в здравоохранение, они стараются пойти в фармакологические фирмы… Их там быстро учат маркетингу. Да и с пациентами сейчас работать сложно. Если почитать-посмотреть средства массовой информации, они немножко «кошмарят» медицину. У нас все учителя и все врачи — умеют учить и лечить, вот и нас учат. Много стало претензий. И вот мы уже оказываем не помощь, а услуги. Это обидно, потому что, если оказываешь помощь — за нее благодарны, а если услуги… Люди перестали заботиться о здоровье. Боясь потерять работу, они не ходят по врачам. Мы все люди, и человеческий фактор никто не отменял, но нужно уметь разговаривать.

Невидимые нити

— Время меняется, много нового появляется в вашей профессии, а эликсира воскрешающего нет и нет…

— Знаете, за столько лет работы в реанимации я поняла, что чудеса бывают. Был у меня пациент тяжелый, агонировал. Я всё сделала, что могла, и даже больше, но не поправляется — и всё. Думала, что не увижу его утром, сдала дежурному доктору палату. Прихожу — не узнаю его. Розовенький, «пушистенький», у него нормальное давление, нормальный пульс, он разговаривает. Что случилось? А я не знаю… Пациентов, у которых за дверями стоят родственники, словно тянут невидимые нити. А есть пациенты, к которым никто не приходит, которые никому не нужны, они уходят. Бывают люди, которые по всем признакам не должны поправиться, но близкие подержат их за руку и этого оказывается достаточно, чтобы пациент начал выкарабкиваться. Бывают чудеса. Как-то привезли с трассы неизвестного, без документов. Он у нас две недели лежал без давления, на ИВЛ [искусственная вентиляция легких]… Пока его не нашли родственники. Как только его узнали, нашли, пришли, он со спокойной душой ушел. Сердце остановилось. Что-то есть, там, за чертой, чего мы не знаем.

«Без белых халатов не узнают»

— Профессиональный праздник, День медицинского работника, что он для вас значит?

— Это единственный, можно сказать, день в году, когда народ к нам лицом поворачивается. В этот день приходят больные, благодарят. Мы, бывает, их и не помним в лицо. Ведь больной, который лежит горизонтально, в ночной рубашке или под простыней, и человек, который здоров, приходит сам — это совсем разные люди. Нас тоже ведь без белых халатов не узнают на улице…

— За что вы любите свою работу?

— За то, что больного видим «широко» со всеми его болячками. За то, что помощь быстро оказываем. За то, что работа динамичная, больные у нас не задерживаются. За драйв люблю, за вечное движение. За коллектив, за людей рядом. Среди врачей у нас как-то нет текучки: редко приходим, редко уходим. Наверное, это уже больше призвание. По-другому здесь, в этой профессии не выживешь. Ни как человек, ни как врач. Никак.

«Каждый — уникальный»

— Коллектив у нас небольшой — восемь докторов. Каждый — уникальный. Работаем по 32 часа непрерывно. Получается, живем здесь. Из больницы во время дежурства не выйдешь. Это реанимация: в любой момент можем понадобиться.

Валентина Петровна Мальцева — очень скромная. Ей 75 лет, и она до сих пор в строю. Можно сказать, Валентина Петровна — основоположник нашего отделения. Она его возглавила — первый заведующий нашей реанимации, подбирала кадры. Я, глядя на нее, захотела быть анестезиологом-реаниматологом. Она дежурит наравне с нами. Я без нее не представляю отделение. До сих пор везде бегает, лифтами не пользуется, в отличие от нас. Очень активная, живая, вся Ревда ее знает.

Евгений Викторович Овсянников — он сейчас главный врач, но начинал он анестезиологом-реаниматологом. Когда мы заказывали бейджики, мы его спросили: «Вам два сделать?» Он ответил: «Я — анестезиолог. Главный врач — это не профессия». Он — играющий тренер, дежурит, отслеживает нас всех. Своим незамыленным глазом порой видит мельчайшие недоделки.

Владимир Евгеньевич Горев — нынешний заведующий отделением. Они с Евгением Викторовичем пришли работать примерно в одно время. Интеллигентный, деликатный человек. Всегда очень переживает и за пациентов, и за сотрудников. Они с Евгением Викторовичем любят вспоминать, как в свое время инновации внедряли. Панкреонекрозы лечили, в артерии что-то капали. Это сейчас стандарты, порядки, всё прописано, а раньше это было искусство… Тогда это было можно и нужно, и, что главное, помогало.

Альфия Мавлявиевна Сибатова — человек с энциклопедической памятью. Помнит всех пациентов, которые прошли через ее руки. Мы помним пациента по диагнозу чаще всего, а она помнит их по фамилии, имени, отчеству и дате рождения. Такая феноменальная необычная память.

Любовь Анатольевна Шевакина — это будущее нашего отделения. Очень грамотный специалист. Мне очень нравится ее подход к больным. Он не формальный. Она всегда во все вникнет, не отмахнется. С ней очень надежно. Она строга и к себе, и к другим, может сделать замечание, «невзирая на лица». Думаю, это будущий заведующий отделением.

Наталья Александровна Кораблева пришла работать с мужем. Он у нее хирург, она — анестезиолог. Это просто кладезь информации и высокоинтеллектуальная женщина. Она столько читает, столько знает, настолько широко информирована и эрудирована, что просто диву даешься. С ней очень интересно, она хороший рассказчик и очень позитивно относится к жизни.

Дмитрий Владимирович Харламов — человек-золотые руки. У него в руках всё горит и спорится. С первого взгляда может показаться, что он медлительный, но это не так. Просто Дмитрий Владимирович без шума, без гама и без пыли четко делает свое дело. С ним рядом наступает умиротворение. Даже если что-то не получается, этот человек не будет нервничать. Владеет всеми методиками, и они у него выходят чистенько, аккуратненько. Жена у него тоже реаниматолог, работает в детской реанимации.

Ольга Владимировна Жданкина сейчас заведует детской реанимацией, но начинала-то она здесь, у нас. Очень приятная, большой молодец. Нам ее не хватает.

Беседовала Надежда ГУБАРЬ