Марии Михайловне восемьдесят. Она живет одна в небольшой чистенькой квартире на улице Спартака в Ревде. И там, в этой квартире, совершенно другая реальность. Там живут воспоминания и истории. Старые и грустные, трагикомичные и счастливые. Десятки быличек, которые интересно перебирать, будто нанизывать на суровую нитку тяжелые стеклянные бусины.

А еще в квартире на Спартака живут газеты. На старых, пожелтевших страницах «Ревдинского рабочего» можно прочитать о трудовых подвигах молодой Марии Вяткиной. За сорок три года на Ревдинском заводе она не раз становилась героиней репортажей и передовиц…

Признаюсь, я сначала задумывала совсем другой материал. Так бывает — слушаешь человека и вдруг понимаешь, что не можешь написать иначе. Потому что именно это настоящее. Предлагаю вам послушать истории Марии Вяткиной практически без купюр. И вы увидите за ними историю маленькой Ревды и даже, чем черт не шутит, большой нашей бедовой России.

История первая: Этажерка

— Родилась я в Омской области. Деревня Колбышево Дзержинского района. Папа был председателем сельсовета… Папку моего убили. Вот его имя, в «Книге памяти». В деревне жили плохо, маковка моя, всякое было, я по миру ходила. Мамка-то с четверыми осталась. Мамина сестра ревдинская была, она нас и забрала к себе. Так в пятидесятом и переехали. Племянник наш в горвоенкомате работал, он выхлопотал нам комнату на Азина, 67, там где «Рога».

Комната угловая, 18 с половиной квадратных метров. Пришли туда пешком с Володарского. Комната хорошая, но пустая. Ставить-то нам туда нечего! Первое время спали на полу вповалку. Мама с зарплаты купила койку. Она у нас святая, мама-то, была. Маму на койку клали, сами очередь устанавливали, кто рядом будет спать. Потом стол купили. После стола — шифоньер... Мама стала подрабатывать шитьем, люди к ней хорошо ходили. Вот с этих-то больших денег купили этажерку — почитай, роскошь. Поставили ее в угол, любовались. Можно сказать, разбогатели.

К нам подселили Нину Теплякову с двумя ребятишками, она работала в мясном при Пищеторге. Помню, как мама отправляла нас за остатками мяса после рубки. Возьмем санки, огромную кастрюлю или ведро. Печей не было, варили мясо в камине. Соседями мы хорошо жили, как одна семья.

История вторая. Нянька

— Валентина Кирилловна Криночкина на базе межрайторга работала. А супруг ее — начальник техснаба в заводоуправлении. Я к ним в няньки ушла и прожила пять лет. Они меня как родную любили. В 14 лет стала нянькой. В школу не на что идти было. Платили они мне 70 рублей в месяц. Я их маме отдавала, сама-то ведь на готовом жила. Они меня уж так любили, так любили. И замуж отдали, и приданое собрали. И до сего времени их родственники меня не забывают.

Как замуж выдали? С хорошим парнем познакомили. Виктор мне сразу сказал, что никому не отдаст. Когда будущая свекровь меня увидела — сказала гордо, что «наша девка башше всех». Волосы у меня были длинные, платье в ромашках, мамой сшитое, босоножки на каблучке…

Сватов заслали — мама удивилась. У нас даже приданого не было. А Виктор сказал: приданое будет, когда жить будем вместе. Свекор во мне души не чаял. Я у него лучше всех была, лучше дочерей даже.

У них полон двор скота был: лошади, коровы. А я ж деревенская, всю работу знаю, за какую ни возьмусь. И на покосе себя показала, и стога уложила, и коров подоила, и грядочки высоконькие накидала, и межи прогребла ровнехонькие… Свекор со свекровью не переставали удивляться.

История третья. Машинка

— Стирки в семье всегда много было, я костяшки до крови стирала. Устала — поехала в Свердловск  машинку покупать, в «Пассаж». Уехала рано, чтобы успеть вернуться до работы. Мне во вторую смену выходить нужно было. Магазин открыли — мне повезло, я третьей была. Отхватила себе круглую, а как дотащить до Ревды — не знаю.

Мужчина какой-то помог нанять мне машину до вокзала. Другой — помог по лестницам поднять ценный груз. А билет-то на машину я не купила! Не знала просто, что такой нужен. Сели в электричку, а там контролеры. Я уже до того устала, что машинку эту поднять не могу. Говорю: давайте куплю билет. Нет, отвечают, штраф плати. А денег не хватает. Хотели они меня на ВИЗе высадить, да люди отстояли. Плакала я сильно.

До Ревды доехали, а они меня не выпускают, заставляют ехать до Красноуфимска. Вагон закрыли, а под окнами муж мой ходит с санками. Я ему в окно стучу, привлекаю внимание. Он тоже стал за меня просить.

В общем, выпрыгивала я из вагона практически на ходу, когда уже отправление объявили. Машинку чуть раньше выбросили. Мне чуть ноги не обрезало. Слез было! …С тех пор стали стирать на машине.

История четвертая. Газеты

— 43 годя я на Ревдинском заводе-то проработала.  Председателем женсовета заводского меня выбрали. Квартиру я тоже от завода получила, кстати. Жизнь все шире и шире. Меня и на доску почета, и на конференции разные приглашать начали. Я и делегатом съезда была. Везде поездила, очень большую работу вела… Мои фотографии и в музее есть, и в Ревдинском клубе. И в «Рабочем» на первой странице была. Писали, что хороший работник, хвалили.

Золовка моя работала в типографии на Металлистов, она нам газеты домой и приносила. А потом мы стали их выписывать. С 1954 года я «Ревдинский рабочий» выписывала и до самого его конца. А теперь он снова в моем доме. Только вот счастливчиком так и не стала ни разу — подарка ни одного не выиграла. Помню, Бессонов был у нас такой корреспондентом, Федор Максимович. Потом Курочкин… Столько лет прошло, а привычка читать осталась. От корки до корки.

История пятая. Коса

— Упала я как-то, вышибла обе руки. Мне их доктор вставлял обратно, но ни расчесывать волосы, ни мыть я уже не могу. Волосы у меня длинные, всю жизнь я с ними. Нечего делать, пошла в парикмахерскую. Стригите, говорю. Парикмахер в ответ — у меня рука не поднимается. Заплакала я, она тоже распереживалась. Обрезала мне косу — 98 сантиметров оказалась она длиной!

А потом я объявление прочитала, что можно волосы эти сдать и деньги получить. Пришла. Мою косу забрали да сразу в сумку спрятали. И дали мне… двести рублей. Две сотенных бумажки. Я просить стала: отдайте мне косу обратно, плакать. Но ничего мне не отдали.

Так жалко мне волосы до сих пор, сказать не могу. Фотографию себе оформила на могилку — там я с волосами. Молодая, красивая. Посмотрю фотокарточки — и в слезы.

История шестая. Я умерла

— Это случилось, когда я по путевке в военный госпиталь уехала. Мне поставили систему, три укола и восемь таблеток дали. Я в палату пришла синяя-синяя, а потом упала.

Очнулась уже в морге. Ни лампочки нет, ни другого какого света. Четыре кушетки и пятая — для анатомирования. У меня руки-ноги уже задубели, ничего не чувствуют. Я кричу в голос, встать не могу. Дежурная пришла, но выпускать меня не спешит. Просила их в госпиталь сообщить, что живая я.

За мной приехали свои, ревдинские. Я ж после завода 15 лет в гардеробе больничном проработала, меня там все знают. Идти не могу, ноги стучат, как деревянные. Шофер меня на себя взвалил и волоком дотащил. Согреться я смогла только после горячего укола, такие дела. Плакала-выла-кричала на всю палату госпитальную. Это было 4 февраля год назад. С тех пор годины отмечаю.

После истории с моей смертью сбежались и невропатолог, и терапевт, и психолог, и даже завотделением. Спрашивают, что случилось. А разве я знаю?!

Двадцать один день потом в больнице пролежала. Ноги с тех пор так и не ходят.

История седьмая. Андрюша

— Все мне говорили, чтобы я со своей историей в газету шла. Я отмахивалась. Но сама позвонила Андрею Малахову, на телевидение. Он лично со мной разговаривал. Андрюшенька, говорю, со мной такое случилось… Ну, и рассказала, как умерла. А он мне говорит: женщина, а у вас 50 тысяч есть? Чтобы мы самолетом к вам прилетели, сюжет сделали и обратно улетели. У меня таких денег, конечно, нет. Андрей сказал «нет, значит нет» и отключился. И все осталось, как есть. А теперь уж год прошел — некуда идти жаловаться. Осталась я вот такая безногая… В магазин хожу с палочкой. Соцработника нет, потому что не прошу. Пока могу сама, нужно шевелиться.

P.S.

Мария Михайловна очень восприимчивый человек. Она одинаково сильно переживает и за судьбу памятника Ленину, и за Путина, которому «вставляют палки в колеса», и за истории, которые рассказывает по телевизору тот самый не приехавший когда-то в Ревду Андрюша…

«Такой он, русский народ, всегда чем-то недоволен», — сокрушенно машет рукой. И вдруг вспоминает, что забыла показать мне яркие варежки и тапочки, которые связала. На свет появляется большой, как у Деда Мороза, мешок теплой красоты.

«Люди покупают, заказывают», — объясняет, улыбаясь, хозяйка. Гордится тем, что нужна, что еще что-то может.

А еще, там, в другой реальности, угощают печеньем с черемухой… Если вы, конечно, любите слушать, как в тишине позвякивают тяжелые стеклянные бусины-истории.

Надежда ГУБАРЬ. Фото Надежды Губарь