В последнее время местную медицину принято ругать. И за дело, и просто так. Но у докторов есть своя правда. Сегодня мы представляем вам откровенные и достаточно эмоциональные слова главного врача Ревдинской городской больницы Евгения Овсянникова и его заместителя по медицинской части Ирины Бусыгиной. Все это они сказали на недавнем заседании общественного совета при РГБ. Публикуем как есть, без купюр.

Люди выбирают деньги вместо лекарств

Евгений Овсянников: В нашем городе 4,5 тысячи жителей имеют право на бесплатное получение лекарств по своим заболеваниям. Но реально их получают только 1,5 тысячи. Люди что делают — они отказываются от этой льготы, переводят ее на деньги. А на те деньги, которые им дают, они лекарства не покупают, потому что тратят их на другие нужды. Получается, что мы или областные специалисты назначают пациентам определенные курсы лечения. Если человек, эти лекарства не принимает и рекомендации не выполняет, он начинается поступать к нам в неотложных состояниях, тяжелых, запущенных. Это влияет и на продолжительность жизни, и на ее качество, и на смертность.

У нас есть пациенты, которые поступают в отделение кардиологии 12-14 раз в год. Мы человека госпитализируем, в течение двух недель пытаемся привести его в нормальное состояние, отправляем его домой, чтобы он продолжал лечение, потому что у него есть проблемы, требующие медикаментозной поддержки. Он это дело не применяет и через неделю-две снова заезжает к нам на скорой помощи. И мы начинаем снова вкладывать в него деньги, ресурсы, силы. С очень сомнительным результатом. Эта проблема стоит очень остро, и о ней нужно говорить. Очень сложно заставить людей выбирать лекарства вместо денег.

Какие лекарства мы обязаны выписывать

Ирины Бусыгина: У нас сейчас идет импортозамещение. Мы должны выписывать пациенту препарат по международному непатентованному наименованию. Грубо говоря, у медикамента есть международное название, а есть фирменное, торговое. В аптеке, куда пациент приходит с рецептом, выдают препараты, в основном, российского производства либо те, которые закупает Минздрав. Пациенты с этим категорически не согласны. Особенно это касается препаратов ингаляционного плана — для пациентов с бронхиальной астмой, с болезнями легких. Ингаляционные препараты очень дорогостоящие. Допустим, на одного пациента выделяется на месяц 1600 рублей. Пациенту нужно два-три ингалятора — сумма составляет около 3-5 тысяч. Получается несостыковка.

Вот у нас 1,5 тысячи человек согласились получать льготные лекарственные препараты. Но один получает на 100 рублей, а другой на 5 тысяч. Стоимость льготного препарата никем не ограничивается — мы этим препараты выписываем вне зависимости от стоимости. Пациентов это тоже возмущает, почему многие и стали отказываться от льготных лекарств. Ему неинтересно принимать, допустим, новоприл, который мы выписываем по нашим правилам и который стоит 100 рублей. Он считает, что лучше придет в аптеку с деньгами и купит более дорогой препарат. А мы не можем выписать дорогой, который, возможно, более эффективен.

Мы должны выписывать по международному непатентованному наименованию, чтобы не проводить аналогии между разными фирмами и не продвигать разные фармпрепараты. Нам запрещено принимать у себя в медицинской организации представителей фармфирм, которые могут настроить врача за какие-то «благодарности» выписывать пациентам определенные препараты. И даже если я хочу назначить пациенту что-то лучшее, то получится, что я лоббирую интересы определенной фармацевтической компании.

«Бережливая поликлиника»: пока только детская

Евгений Овсянников: На прошлом совещании я вам говорил, что мы вошли в программу «Бережливая поликлиника». Родина сначала нам сказала, что мы будем участвовать и во взрослой, и в детской программах. Но потом посчитали и, видимо, прослезились — сказали, что во взрослой пока нет. Будем пока только в детской. Но слава богу, что хотя бы в детской. Сейчас мы получили субсидию из областного бюджета в 5 млн рублей. Из них 2,5 млн мы получили на мебель и электронное обеспечение — сейчас мы размещаем аукционы на всевозможные извещатели, табло приема, инфоматы, электронную очередь. И еще 2,5 млн — на ремонт.

Это будет новая модель оказания амбулаторно-поликлинической помощи — регистратура, забор анализов, неотложный прием, разведение потоков неотложных и плановых пациентов. Там будут работать администраторы, которые будут направлять людей, выявлять причину их появления в лечебном учреждении и помогать им с минимальными временными затратами решить эти вопросы. Люди, пришедшие за справками, направлениями, санаторными картами, не будут находиться в общей очереди — их вопросы будет решать не участковый врач, а специальные сотрудники доврачебного приема, либо фельдшера, либо медсестры. Это все постараемся упорядочить.

Медицинская культура населения у нас провалена

Евгений Овсянников: Вот мы выявили у человека проблему — избыточную массу тела, гипертонию, сахарный диабет. А следующий этап какой? Люди должны четко и ясно понимать, что если у них есть эта проблема, она должны ее как-то решить. Потому что если они ее не решат, то завтра они попадут к нам с инсультом, с инфарктом… К большому сожалению, медицинская культура населения у нас провалена. В той же Америке людям постоянно говорят, что здоровье — это самое дорогое на свете, и надо за ним следить, потому что потом никаких денег не хватит на то, чтобы его поправить. А у нас такой менталитет (особенно у людей старшего поколения), который нам заложили при социализме — что есть классные больницы и доктора, которые вам дадут волшебную таблетку и спасут от всех болезней. И вам самим ничего не надо делать, чтобы быть здоровыми — за вас все сделают.

Переломить этот момент очень сложно. И убедить людей, что надо изменить образ жизни, отказаться от многих вещей, которыми они десятилетиями злоупотребляли, — ну не получается! Очень немногие на это способны. Это непросто — снизить вес, бросить курить, бегать по вечерам. А вы знаете, что человек должен проходить не менее 3 км в день пешком? Это так называемая физиологическая норма… В общем, во время диспансеризации мы занимаемся только выявлением и констатацией. А количество сердечно-сосудистых заболеваний, инсультов, инфарктов у нас пока значительно не уменьшается.

Ночной кошмар приемного покоя

Ирина Бусыгина: У нас, к сожалению, такая ситуация складывается, что пациенты со старыми травмами — недельной-двухнедельной давности — часто обращаются в приемное отделение в ночное время. Они считают, что им должна быть оказана экстренная медицинская помощь. Например, человек приходит с ушибом пальца, полученным несколько дней назад. Мы объясняем, что в таких случаях им нужно обращаться в поликлинику. Пациенты это воспринимают негативно. По всем законодательным актам, мы должны оказать им помощь, раз они обратились, и мы ее оказываем. Но это затрудняет работу приемного отделения.

Евгений Овсянников: А что касается работы приемного отделения — оно создано для оказания экстренной помощи пациентам, которые в ней нуждаются. Когда скорая помощь привозит пациента в состоянии, которое несет угрозу его жизни. А когда приходят люди в час ночи и говорят — померяйте нам артериальное давление, потому что нам кажется, что у нас болит голова — дежурный врач должен затратить время. Пациенты же не хотят идти в поликлинику, потому что там надо взять талон, посидеть в очереди. Вот и идут приемное отделение, и мы там вынуждены заниматься амбулаторной помощью, которая должна оказываться в поликлинике. Поэтому у людей иногда возникает вопрос — а почему меня в приемном покое не обслужили? А у вас что — критическая ситуация, угрожающая жизни? В некоторых больницах в Свердловской области заведено так, что территория огорожена забором с воротами — и туда заезжает только скорая помощь. Попробуйте там зайдите без скорой помощи в приемное отделение.

Ирина Бусыгина: У нас каждый день в приемный покой больше 50 обращений. А в выходные до 80-90. А все специалисты в дежурной бригаде в единственном числе. Если привезли экстренного пациента, хирург и травматолог уходят в операционную. Нагрузка колоссальная! А тут приходят люди с незначительными ушибами, порезами. И мы все равно должны каждого осмотреть, чтобы оценить ситуацию — для этого врачам приходится спускаться из отделения, где они находятся с гораздо более тяжелыми пациентами. Ну, завтра же работает поликлиника! А пока можно забинтовать, помазать йодом. А еще часто приходят пациенты в алкогольном опьянении. Против них мы вообще бессильны. Мы вынуждены вызвать полицию, нажимать на тревожную кнопку. Врачи находятся в реальной опасности, когда разъяренные побитые пациенты приходят снимать побои в час ночи.

Здесь просто так не умирают. Но всё рассказывать мы не можем

Ирина Бусыгина: К нам часто обращаются граждане за справками, копиями медицинской документации. Но медицинскую информацию мы можем предоставлять только тем лицам, которые указаны самим пациентом при поступлении. Это налагает на нас некоторые ограничения. В законе прописано, что сам факт обращения пациента в медицинскую организацию является тайной. Зачастую многие пациенты при жизни берут множество кредитов, связываются с другими компаниями, и в случае их смерти на родственников падает ответственность. Родственники вступают в наследство и приходят к нам с просьбами и требованиями выдать им медицинскую документацию. Мы вынуждены отказывать, если на то не было согласия пациента. Мы также обязаны не распространять информацию о заболеваниях. Зачастую родственники считают, что они вправе знать всю информацию. Но есть ряд заболеваний, о которых мы не можем открыто говорить никому, даже родителям, супругам, детям пациентов. Это выливается в жалобы.

Евгений Овсянников: Это огромные репутационные потери учреждения. Потому что пациенты, которые умирают в молодом возрасте, могут иметь такие болезни, что вам и не снились. С ровного места никто в этой больнице не умер. Если люди умирают в 30 лет, значит для этого есть причины. Но мы не можем про них сказать. В силу этих же ограничений мы не можем давать в СМИ опровержения на все статьи, которые там печатают — о том, например, что ребенок погиб. Если мы расскажем, как это было, все сойдут с ума. Но мы не можем это сделать, так как на нас висит ответственность за разглашение медицинской информации. Поверьте мне, не было ничего такого, что было написано недавно в одной местной газете.

Кардиолог вернул деньги и уехал

Евгений Овсянников: Когда люди пишут жалобы, то не понимают, что некоторые вещи мы не можем регламентировать. Вот ввели сейчас электронную очередь на консультации в областные лечебные учреждения. Пациент, например, перенес инфаркт, ему надо съездить на прием к кардиологу в областную больницу. Мы делаем электронную заявку — отправляем его данные с анализами, с выпиской, чтобы получить информацию, когда этот пациент должен подъехать, в какой кабинет, к какому доктору. И все это зависает на месяц, на два, потому что там примерно такая же кадровая ситуация, как у нас.

А кадровая ситуация еще почему сложная? У нас есть специальности, которые по регламенту должны быть в нашей больнице в единственном числе. Допустим, врач-эндокринолог. Вот она ушла в отпуск, мы кабинет на клюшку. Пациент приходит — надо к эндокринологу. Нету! Сейчас у нас, ладно, два эндокринолога. Одна, правда, в декрете, но должна скоро вернуться. Кардиологов у нас тоже два. Ждали к осени третьего после окончания вуза, но уже не ждем. Потому что мы его выучили, а он отказался у нас работать — вернул нам деньги за учебу и уехал в другую область по приглашению.

Пациента пинаем не мы, а система

Евгений Овсянников: Что касается направлений в больницы Екатеринбурга. У нас есть четкий регламент, куда и какой пациент должен быть направлен, если мы не справляемся. Когда люди нам говорят — напишите мне направление в 40-ю больницу, или в железнодорожную, потому что мы там договорились, или в клинику УГМК — мы отказываем. Мы не можем написать никаких направлений, которые идут вразрез с теми порядками, которые нам прописаны по маршрутизации. Регламент железобетонный.

Есть дефекты в системе здравоохранения. И пациент тут заложник. Вот приехал он в центр микрохирургии глаза на операцию. Ему говорят — все в порядке, мы вас прооперируем, но перед этим съездите домой и сдайте в своей поликлинике десять анализов. Пациент приезжает с этим к нам. А мы отказываем, потому что на своем уровне можем сделать только анализы крови, мочи и электрокардиограмму — то, что у нас написано в стандарте обследования пациента перед операцией. А пациент-то в этом не виноват! Но его пинают — мы вас не госпитализируем, пока вы не привезете все нужные нам анализы. В результате он вынужден идти в платную клинику и сдавать анализы там. Сплошь и рядом такие перегибы и такие нестыковки. Естественно, у пациента критика появляется в нашу сторону — мы нехорошие, не хотим его обследовать.

Народ не мелочится, пишет сразу президенту

Евгений Овсянников: Очень много жалоб идет сразу в администрацию президента Российской Федерации. Народ не мелочится. Чего ему в Минздрав писать, к главному врачу ходить? Сразу президенту… А ведь в конечном итоге все обращения президенту все равно приходят сюда. Из администрации президента — губернатору. От губернатора — министру. От министра — в территориальный отдел. А территориальный отдел отписывает мне.

Ирина Бусыгина: В результате вопросы, которые мы могли бы решить за 15 минут, мы решаем только через месяц. Все равно наш приоритет — это интересы пациента. Даже если мы оказываемся по разные стороны баррикад.

Записал Евгений ЗИНОВЬЕВ